Семитомная сага дочитана, три месяца в общении с ней прожиты, и настала пора высказаться.
В галерее персонажей не обнаружилось никого, кому бы я сопереживала, что, впрочем, не портило впечатления от того, с каким пониманием, вдохновенностью, увлеченностью настоящего мастера выписаны многие сцены. К примеру, сомневаюсь, что есть художественные тексты, равные этим по глубине анализа зарождения, формирования, изменения впечатлений, вызванных произведениями искусств (музыки, живописи, литературы, театра), исследования взаимоотношений искусства и человека, искусства и реальности. А вопросы временные? Эпизод маскарада постаревших из заключительного тома – блестящее признание Времени полноправным героем произведения. А тонкие размышления о механизмах памяти?.. И лишь несколько страниц, посвященных дрейфусиаде, я без колебаний пропустила – политика не интересует меня, даже если о ней рассуждает крупный писатель, многое повидавший и осмысливший, а не юные "специалисты", критикующие в интернете личностей, уровня жизненного опыта которых им никогда не достичь.
Не может не восхищать, что при всей щекотливости некоторых затронутых тем, фривольности здесь весьма мало. Конечно, все не так невинно, как в иных повестях из золотого фонда классики, зато гораздо невиннее половины новелл "Тысячи и одной ночи", столь обожаемой Прустом. Жаль только, понятие любовь автор упрямо использовал применительно к обыкновенным любовным похождениям.
Слог чересчур трудным в восприятии не показался. Впрочем, убежденных, будто чтение – нечто вроде увеселения для их вялых умов и пошлых сознаний, великолепная прустовская фраза наверняка отпугнет. Язык лучших произведений литературы зачастую выполняет роль стражника, преграждающего зевакам путь к сокровищнице.
Послевкусие: у меня есть любимая книга, есть книги, которые мне дороги или, напротив, совсем чужды. А эти семь становиться частью какой-либо группы не желают. Пусть так. Не протестую, раз уж без них моя осень точно была бы беднее.